Сын архидемона - Страница 44

Почти все живые. Нас таки стало на одного меньше, и профессор Гадюкин сейчас как раз подобрал то, что от него осталось, — кисть левой руки.

— Лелик, а можно мне взять эту штучку? — задумчиво попросил он.

— Зачем? — удивился Святогневнев.

— Попробую клонировать.

— Лучше не надо, — нахмурился Святогневнев. — При жизни эта тварь была очень агрессивной и обладала какими-то странными способностями. Не знаю уж, что у тебя получится, но предчувствия нехорошие.

— А если с человеком скрестить? Или с гориллой, допустим?

— Да забирай его на доброе здоровье, — отмахнулся Святогневнев. — Если что-нибудь родится, назови в мою честь.

— Договорились, Лелик! — обрадовался Гадюкин.

— Руку на дружбу!

Святогневнев насмешливо подал ему руку. Ту, которую он до этого держал под мышкой.

— Лева, тебе помощь не нужна? — спохватился я.

— Ты себя как вообще чувствуешь?

— Как я могу себя чувствовать? — досадливо посмотрел на меня Святогневнев. — Я мертвый. Я никак себя не чувствую. Домой вернусь, как-нибудь пришью, швы наложу. Разберусь, в общем. Ты за меня не беспокойся.

Но я все равно беспокоился. Если ваш лучший друг будет стоять с оторванной рукой, вы тоже забеспокоитесь. А если не забеспокоитесь… ну хреновый из вас друг тогда.

— Кстати, я бы на вашем месте тут не задерживался, — напомнил Гадюкин.

— Двигайтесь к выходу, пока свободно. А то сейчас охрана набежит.

— Давайте и вы с нами, профессор, — предложил я. — Я вам могу политическое убежище обеспечить, вон у полковника на родине, например.

— Спасибо за предложение, тронут. Но я считаю так — где родился, там и пригодился.

— Патриотизм — это правильно, — одобрил я.

— Я сам горячий патриот. Слава России и все такое. Только у вас ведь проблемы будут, профессор.

— Да не будет у меня ничего, батенька, — отмахнулся Гадюкин. — Я просто скажу, что вы меня силой заставили.

— А если не поверят?

— Тогда под психа закошу. Мне не привыкать. Хотите посмотреть, как я падучую разыгрываю?

Мы вежливо отказались. Гадюкин обиделся. На обратном пути нас никто не потревожил. Ну как никто? Лифты отключили, конечно. Был бы я один, так и по шахте нормально бы влез, но у однорукого мертвеца и толстого полковника КГБ это вряд ли получится. А вот интересно, где у них эти самые лифты включаются?

Короче, ориентируясь через Направление, я влез по шахте, добрался до станции управления, вырубил охрану и врубил электричество. Святогневнев и Щученко, с которыми я заранее все обговорил, тут же поехали наверх, используя карточку Гадюкина. Я же вытащил охрану наружу, аккуратно разложив их у стеночек, запер дверь снаружи и ушел тем же путем — через лифтовую шахту. О конспирации я больше не заботился. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.

Святогневнев и Щученко дожидались меня в вестибюле. Причем Щученко с гордым видом держал в руках штуковину, похожую на кривобокий огнетушитель. Оказалось, однако, что это совсем не огнетушитель, а вовсе даже наоборот — огнемет. Тот самый, о котором упоминал Гадюкин. Щученко, как и положено чекисту, ничего мимо ушей не пропустил, все зафиксировал. И я даже не сомневался, что при необходимости он этот огнемет применит без раздумий. Да и без необходимости тоже.

Входную дверь я вырезал. А то она тоже почему-то была заперта. Еще и турель кто-то додумался включить. Нет, ну вот это нормально — устанавливать на входе в НИИ пулеметную турель? Хорошо, что там оказался именно я, я пуленепробиваемый. А человека и убить бы могло.

Потом мы прорвались к вертолетной площадке. Я решил, что лучше так, чем возвращаться прежним путем, — там нас всяко ожидают. Хотя у вертолетов нас тоже ожидали — одиннадцать мужиков с автоматами. Я велел Святогневневу держаться за мной, а Щученко — за Святогневневым, сам же пошел вперед, демонстративно сложив руки на груди.

— Сдавайтесь, пожалуйста, — неуверенно попросил паренек с лейтенантскими погонами. — А то нам велено вас пристрелить.

— Вы знаете, кто я такой? — прохрипел я. — Я яцхен!

— Да мы знаем.

— Не перебивай!!! — взревел я, резко подаваясь вперед. Все остальные сразу подались назад.

— Я яцхен! Мои когти режут сталь, как поролон! Моя шкура выдерживает пулеметную очередь! Зная это, подумайте — есть ли у вас шанс хотя бы ранить меня, прежде чем я превращу вас в кучу фрикаделек?

В качестве демонстрации я быстрым движением срезал стволы сразу у трех автоматов. А лейтенанту срезал козырек на фуражке. Он аж присел, когда у него перед лицом промелькнула моя семипалая ладошка. Выстрелить никто не успел — когда яцхен движется, он движется быстро.

Нет, конечно, я никого не убил и даже не ранил. Я так то не беспредельщик, без крайней необходимости никого когтем не трону. Тем более теперь, когда меня в монахи постригли, фигурально выражаясь, конечно. Дедушка Торквемада наказал мне быть кротким, смиренным и вообще всегда поступать так, как поступил бы он. Ну я так и делаю. Я ведь добрый человек… яцхен.

Отобрав у охраны автоматы и покидав их в ближайший сугроб, я забрался в вертолет, где уже сидели мои кореша. И вот тут я запоздало сообразил, что в моем плане есть слабое место. Я же вертолет-то водить не умею. Святогневнев умеет — собственно, я на него и рассчитывал, — но он сейчас не в форме.

— Лева, вести сможешь? — без особой надежды спросил я.

— С одной левой рукой? — вздохнул Святогневнев. — Попытаться можно, но я…

И тут у вертолета затрещали лопасти. Из пилотского кресла нам показал большой палец Щученко — другой рукой он усиленно дергал какую-то ручку.