Сизую массу буквально расплескало по всему коридору. Однако клон, пусть и замерший на несколько секунд, очень быстро оправился и даже принялся собирать ошметки себя, всасывая их десятками тонких щупальцев-хоботков.
— А чой-то он не весь взорвался? — озадаченно спросил Щученко.
— Потому что он охренеть какой здоровенный, — вздохнул я.
— Давайте-ка назад, — тут работа для яцхена.
Там, где сражаются чудовища, людям делать нечего. Я с разгону прыгнул прямо в объятия жуткой твари-и сразу же отсек два щупальца. Еще тринадцать мгновенно сомкнулись вокруг меня — и я завертелся волчком, шинкуя все, что попадалось под руку. Из пасти полилась кислота — я харкал и харкал, пока полностью не иссяк. Во все стороны летели сизые клочья, брызгала жирная слизь и шлепались целые ломти зловонной плоти.
Однако все мои старания пропадали втуне. Да, клон Нъярлатхотепа в подметки не годится оригиналу-у него нет демонических сил, он не способен увеличиваться бесконечно, мгновенно возрождаться из ничего. Тем не менее, собственные утраченные части он удивительно сноровисто подбирает и впитывает. С тем же успехом можно резать жидкую грязь — тут рассек, в другом месте рассек, а в первом уже срослось.
Вообще, эта тварь настолько же слабее Нъярлатхотепа, насколько я слабее Лаларту. Но Нъярлатхотеп круче Лаларту раз этак в несколько. Соответственно, и это чудовище раз этак в несколько круче обычного яцхена.
Минуты три я без особого успеха орудовал когтями. На клоне Нъярлатхотепа это почти не сказалось. Он продолжал увеличиваться, вынуждая нас отступать все дальше по коридору. Дверь в кабинет Гадюкина уже погребена под грудой сизой плоти.
Впрочем, там бы мы все равно не спрятались — только загнали бы сами себя в тупик. Даже самую крепкую дверь эта тварь рано или поздно выдавит — а потом просто задушит нас в объятиях. Бежать некуда — мы в сотне метров под землей.
Новые щупальца вырастают с той же скоростью, с которой я их отсекаю. Зрение стало практически бесполезным — я вижу только беспорядочную мешанину. Ориентируюсь с помощью Направления — режу, рублю и кромсаю, надеясь, что клон Нъярлатхотепа выдохнется первым. Но он не выдыхается. Зато начинаю выдыхаться я.
Вот сейчас мне бы как раз здорово пригодился тот всплеск ярости, из-за которого погиб доктор Игошин. Но его что-то не видно и не слышно. Наверное, из-за того, что мне глубоко безразлична эта бурлящая мерзость. Я не злюсь на нее, не ненавижу и даже убивать особо не стремлюсь. Это не Пазузу, не эль Кориано, не вампир-душегуб и даже не бесящий меня сид. Это просто тупая бессловесная зверюга, слепое орудие разрушения. С тем же успехом можно ненавидеть снежную лавину или лесной пожар.
Так что из меня ничего не исходит. Я пытаюсь себя как-то растормошить, разозлиться, но покамест без толку. Был бы это настоящий Нъярлатхотеп… правда, и здесь я не особо уверен. В отличие от других демонов, с Нъярлатхотепом мы неплохо ладили. Хотя на самом деле он, конечно, сволочь та еще.
Угловым зрением я заметил зомби Погонщика Рабов. Повинуясь приказу Святогневнева, этот урод сорвал с пожарного щита топорик и тоже ввязался в мясорубку.
Зря он это сделал. Зомби, даже Погонщика Рабов, — существа медлительные и тормознутые. Обычно это компенсируется их громадной силой и выносливостью, но не в данном случае. Что проку от мертвецкой силищи, если сражаешься с лавиной плоти? Здесь пригодился бы огнемет, да где ж его взять.
— Ни у кого нет огнемета? — крикнул я.
— У меня есть, но он в кабинете остался! — весело откликнулся Гадюкин.
Я посмотрел на колышущуюся стену, преграждающую путь к его кабинету. Как-то не круто.
Огнемета у Щученко не было, зато был пистолет. Не то чтобы пули вредили клону Нъярлатхотепа хоть чуть-чуть, но сидеть без дела полковник явно не собирался.
И Святогневнев тоже. Хотя зачем этот поперся в гущу событий, я так и не понял. У него даже оружия не было. Не знаю, о чем он вообще думал, но закончилась его атака быстро и бесславно — клон Нъярлатхотепа схватил его пятью щупальцами и принялся мочалить.
Первой оторвалась правая рука. Святогневнев растерянно уставился на культю, я матюкнулся и ринулся отбивать друга. Порезав щупальца, как колбасу, я вытолкнул Святогневнева из зоны боевых действий. Тот по-прежнему глупо хлопал глазами и держался за изуродованное плечо. Боли он, конечно, не чувствовал, да и крови не выступило ни капли. Изнутри мой лучший друг оказался сухим, как вяленое мясо.
— Руку мою у него отними! — виновато попросил Святогневнев.
Я и сам уже метнулся обратно, пока чудище не сожрало добычу. К счастью, чужую плоть он поглощал не так быстро, как собственную, да и вообще старая зомбятина плохо усваивается. После ожесточенной схватки я отнял пожеванную руку и швырнул ее хозяину.
Увы, пока я выручал Святогневнева, клон Нъярлатхотепа полностью сосредоточился на зомби Погонщика Рабов. Без моей поддержки эта тупая скотина продержалась недолго — я и оглянуться не успел, как его разорвали на пять кусков. Голова, туловище и большая часть левой руки моментально исчезли в бурлящей плоти — клон Нъярлатхотепа усвоил урок и больше не собирался так легко отдавать добычу. Ноги и правая рука пока еще виднеются, но и их чудовище стремительно засасывает. Единственное, что уцелело, — кисть левой руки. Она отлетела далеко назад, за спину Щученко и Гадюкина. Черт. Дела идут все хуже и хуже. Мне не привыкать, конечно, я так-то уже и не помню, когда у меня дела шли хорошо.
Не успел я об этом подумать, как все стало совсем плохо. Клон Нъярлатхотепа сомкнул вокруг меня сразу два десятка щупальцев и ударил всеми разом. Четыре из них я срезал, еще от семи увернулся, но оставшиеся сдавили меня в органических тисках… и я услышал хруст. Проклятая тварь сломала мне левую ногу и две руки — правую верхнюю и правую нижнюю.