Сын архидемона - Страница 33

— Это не капризы, а прихоти, — отрезал Гадюкин, передавая трубку лейтенанту Никодимову.

Тот с каменным лицом выслушал распоряжение начальства, кивнул и отодвинулся в сторону, пропуская нас к лифту.

Кнопок в лифте не было. Их заменяла прорезь картридера — Гадюкин вставил туда карточку, и лифт совершенно бесшумно понесся вниз. Мое чувство направления подсказывало, что мы мчимся с огромной скоростью, но все остальные чувства искренне верили, что мы стоим на месте. Прошло секунд пять-шесть, и лифт остановился, опустив нас под землю метров на сто или сто пятьдесят.

— Добро пожаловать в мои пенаты! — весело провозгласил Гадюкин, указывая путь.

Коридор, по которому мы прошли, был белым как снег. Белые стены, белый потолок, белый пол. Эту абсолютную белизну нарушал только ярко-красный робот-пылесос, с чуть слышным жужжанием ползущий нам навстречу. Если не считать этого неразличимого для человеческого уха звука, в коридоре стояла полная тишина.

У двери в кабинет Гадюкина скучали два охранника — молчащие и неподвижные, как стража Букингемского дворца. При виде нас они лишь скосили немного глаза, но не шевельнули ни единым членом. Висящая на стене камера — и та проявила больше внимания.

— Слева Виктор, а справа Сергей, — небрежно представил их Гадюкин. — Они тут все время стоят. Не знаю зачем.

У Сергея чуть заметно дернулась щека, но он ничего не сказал.

Войдя в кабинет, профессор Гадюкин первым делом запер дверь, а потом прижался к ней ухом. Постояв так с полминуты, он повернулся ко мне, и в его глазах заплясали крошечные дьяволята.

— Как вы это сделали? — без обиняков спросил он, тыкая меня пальцем в плечо. — Голограмма? Изумительная реалистичность. Но я бы хотел увидеть вас в природном виде, батенька. Во всей натуре, как говорится. Камер у меня тут нет, не волнуйтесь.

— Олег, ты не мог бы, — виновато попросил Святогневнев.

Я молча повернул камень в кулоне. Улыбка Гадюкина мгновенно разъехалась до ушей, а дьяволята в глазах достали вилы и развели костры. Он принялся радостно ощупывать меня со всех сторон — так ребенок тормошит подаренного ему щенка.

— Да-да, теперь вижу! — счастливо взвизгнул Гадюкин, измеряя мой хвост рулеткой. — Яцхен, настоящий, сомнений нет!

— Эй, — недовольно прохрипел я. — Руки уберите, профессор.

— Да как скажете, батенька, — убрал руки Гадюкин.

Теперь он начал просто тыкать меня во все места длинной палочкой. Даже в глаз потыкал — причем с таким видом, словно так и надо.

— Вы как себя вообще чувствуете, батенька? — заботливо осведомился он. — Кушаете регулярно? Болей в груди нет? А в животе? А в паху? Стул нормальный? Жалобы на самочувствие есть?

На все вопросы, кроме первого, я ответил отрицательно. Болей и жалоб у меня нет, кушаю крайне нерегулярно, а со стулом по жизни проблемы, но к этому я постепенно приспособился.

— Надо же, какой здоровенький получился, — как-то даже слегка разочарованно произнес Гадюкин. — Знаете, я ведь всегда очень внимательно следил за проектом «ЯЦХЕН». Лично не участвовал, но следил очень внимательно, очень-очень внимательно, да-с! Очень интересно было, к чему все это приведет! Как и ожидал — привело к абсолютному бардаку! У нас, батенька, по-другому не получается — менталитет-с!

— Ну, если по-честному, весь этот бардак на «Уране» начался не из-за Олега, — неохотно заметил Свя-тогневнев. — Он вылупился, когда все уже закончилось. Ну я же тебе рассказывал.

— Мелочи, Лелик, мелочи! — отмахнулся Гадюкин. — Совершенно несущественные детали! Кстати, подай-ка мне иглу, пробирку и жгут. Вы сегодня уже кушали, батенька?

— Угу, — подтвердил я. — А что?

— Да ничего. Не следовало бы. Перед биохимией кушать не рекомендуется. Ну да что ж с вами поделать. Согните руку в локте.

— В каком из?

— В любом.

Даже не поинтересовавшись разрешением, Гадюкин сноровисто взял у меня образцы крови и тканевой жидкости. Ему пришлось изрядно попыхтеть, прежде чем он сумел пробуриться сквозь мой чешуехитин, но это препятствие профессора только обрадовало. Он сломал три иглы и еще две согнул — но с шестой у него иаконец-то все получилось. Правда, это была уже не игла, а какое-то хитрое медицинское сверло — по-моему, даже с алмазным наконечником.

Еще Гадюкин попросил нацедить в специальные контейнеры немного хвостового яда и кислотной слюны. Кусочек хитина он тоже отпилил.

— Вот бы ему еще и абляцию сделать. — мечтательно протянул Гадюкин, пряча добычу в шкаф.

— Аря, насчет этого мы не договаривались! — встрепенулся Святогневнев.

— Шучу! — расплылся в улыбке Гадюкин. — Шучу я, Лелик, шучу!

— А что такое абляция? — полюбопытствовал я.

— Да ничего особенного, — отмахнулся Гадюкин. — Не обращайте внимания, батенька, это я просто так сказал, гипотетически. Хотя, может, все-таки сделаем?

— Аристарх!

— Шучу.

По-моему, он все-таки не шутит. Знать бы еще, что такое эта абляция. Рабан почему-то молчит, хотя обычно его и кляпом не заткнешь.

— Теперь давайте осмотрим… это, — задумчиво произнес Гадюкин, поворачиваясь к зомби Погонщика Рабов.

Честно сказать, я удивляюсь, как нас вообще пропустили с этим лэнговским уродом. Даже без спинных рогов он все-таки демон, мать его так! Точнее, ходячий труп демона! Да, он человекоподобен, но, е-мое, монстр Франкенштейна тоже был человекоподобен! Вы только взгляните на эту харю и скажите честно — хотите, чтобы ночью вам приснилось такое?

Знаю-знаю, у меня у самого бревно в глазу. Поверьте, я в курсе, что на конкурсе страшилищ мне всегда будет доставаться одно из призовых мест. Ну и что с того? Я, по крайней мере, гармонично сложен и для яцхена очень даже симпатичен. А Погонщиков Рабов когда-то сделали из людей — и уж кто-кто, а Древние знали толк во всяких извращениях.